У таежного ручья
«Рыбалка – это не увлечение, не привычка и, тем более, не просто желание заняться чем-нибудь в свободное время.
Рыбалка сродни поэзии: это – состояние человеческой души».

У таежного ручья

Рыбалка в таежном ручье

За околицей деревни дороги исчезают, и я попадаю в глухой таежный лес.

Тяжело шагать по высокой траве, наклоняясь под упругими ветвями елей, и огибать топкие ямы, наполненные прозрачной водой. Но еще труднее обходить громадные завалы, нагроможденные осенними ветрами. Они на целые километры преграждают путь по тайге: не продраться сквозь эти костры поваленных стволов, вывороченных пней и перебитых суков, торчащих, как острые копья.

Жарко. Кругом разлит аромат горячей хвои. Между деревьев пролетают молчаливые таежные птички, на все лады жужжат и гудят насекомые. Ветви и кусты кажутся затканными сверкающими паутинками. Иногда взлетают из-под ног, пугая резким шумом крыльев и теряя перья, линяющий косач или рябая глухарка.

Затеянная мной рыболовная экспедиция потребовала порядочного снаряжения: тут неизбежный топор, и запас провизии, и котелок, и снасти. А главное, нельзя обойтись без перчаток и накомарника. Воздух звенит от бессчетных комаров: они нападают на человека круглые сутки, с ранней весны до поздней осени. Под накомарником трудно дышать, а комары бьются о его сетку, как зерна о барабан веялки. Но... чего не вытерпишь по охоте?

Пройдя километра четыре, я выхожу к извилистой речке, скрытой склоняющимися над ней деревьями. Вода в ней быстрая и прозрачная. Вот бы искупаться! Только стоит ли устраивать такой пир комарам?

Нахожу тропку, проложенную неведомыми охотниками вдоль реки. У самой воды пройти нельзя: крутой берег сплошь зарос кустарником, и дорожка убегает к окаймляющим реку буграм. Там уже нет болот, зато есть сосны и редкий подлесок. Глазам, уставшим от хвойной стенки елей, приятно проникнуть чуть дальше вглубь леса. Все вокруг пронизано солнцем, и лучи его красиво расцвечивают крылышки моих мучителей-комаров.

Наконец, тропинка выводит меня к устью небольшого ручейка - это и есть нужный мне Ла-Иоль. Теперь я почти у цели. Идти становится легче - исчезли густые заросли, под ногами пружинит ровный и гладкий мох.

Впереди неглубокая ложбинка. Пойму ручья в ней можно проследить по густым зарослям ивняка и покрывающему ее пышному цветистому ковру из травы в метр высотой.

В трех местах над ручьем видны ажурные силуэты буровых вышек, потемневших от времени. Значит, здесь, казалось бы, в глухом безлюдьи, среди топей и чащ, успели уже побывать пытливые советские разведчики! Уже нанесены на карты и эти вот ложбина и ручеек, и лес, и болото, и то, что таит в себе земля под ними, и все это будет в свое время поставлено на службу нашей прекрасной Родине!

Возле вышек я обнаруживаю вросшую в землю избушку - почерневшую, с плоской крышей, на которой зеленеет молодая поросль.

Я складываю в домике лишний груз и налегке пускаюсь к ручью: мне хочется скорее приступить к делу.

Первое знакомство с Ла-Иолем приносит разочарование, и я начинаю сомневаться в том, что здесь есть рыба. Правда, я знаю, что хариусы в весеннее половодье поднимаются высоко к истокам ручьев и речек и часть их остается здесь до осени, когда они смогут по большой воде возвратиться в реки. Но то, что я обнаруживаю, никак не вяжется с моим представлением о рыбном водоеме.

Я нахожу спрятанное травой и густым кустарником пересохшее русло, но долго не вижу и признаков воды. Петляю по прихотливым изгибам русла и, лишь порядочно намучившись, нахожу маленький омуток, из которого вытекает тонкая струйка. И это все, что оставило жаркое лето от вод Ла-Иоля!

Отправляюсь вниз по руслу и обнаруживаю еще омуток с обрывистыми берегами. Решаю попробовать здесь, не веря, конечно, что в такой ямке с мутноватой водой могут жить проворные хариусы. Но ведь я прошел двадцать пять километров, чтобы испытать охотничье счастье в водах Ла-Иоля!

Я вырезаю первое попавшееся удилище и привязываю к нему леску с "мушкой" в виде овода; сомневаюсь в успехе и потому, нисколько не маскируясь, подхожу к омуту и небрежно спускаю к воде приманку. "Мушка" не успевает упасть, как из воды мгновенно выскакивает рыба и хватает ее. Я узнаю удлиненное тело и острые плавники хариуса. Все это так неожиданно, что я не успеваю подсечь добычу: хариус уходит, "мушка" моя теряется в кустах.

Привязываю новую "мушку", вожусь с ней, и это несколько успокаивает меня. Затем хладнокровно подхожу к водоему, уже прячась за кусты, чтобы тень моя не упала на воду, и осторожно опускаю "мушку".

Водить ею по поверхности воды не приходится: хариус схватывает ее немедленно. Я ухитряюсь подсечь его, но и на этот раз добыча уходит. В момент, когда рыба была уже у берега, удилище мое не спружинило и обломилось. Я остался на берегу с палкой в руке, чуть не плача от второй неудачи. Решаюсь снять перчатки и накомарник; мне кажется, что все дело в них. Да и дышать под сеткой нечем, кругом - ни малейшего движения воздуха, и солнце палит беспощадно. Пусть едят комары!

И в третий раз хариус не дает "мушке" спуститься до воды: он почти весь выпрыгивает наружу и схватывает ее. В дугу гнется гибкое березовое удилище, проворная рыба бешено бросается во все стороны, стремясь уйти под берег с нависшими кустами - там леска неминуемо запутается, и я делаю все возможное, чтобы вывести ее на чистое место.

Короткая борьба скоро заканчивается, я поднимаю трепещущую добычу и дрожащими от волнения руками снимаю хариуса с крючка: длинный и узкий, щедро оперенный, он почти не отличается от своей родной сестры - форели: весь он серый, без красных и черных пятнышек. Я бережно обкладываю редкую рыбу сырой травой, кладу в сумку и снова закидываю удочку. И опять рыба схватывает "мушку", не дав ей опуститься до воды. Раз за разом я вытаскиваю из омута шесть крупных рыб, граммов по восемьсот каждую, и клев на этом кончается. Сколько ни вожу "мушкой" по воде, рыбы больше нет. Значит, все хариусы здесь выловлены.

Обрадованный необычайно успешным началом, я спешу к следующему омутку. И там повторяется то же самое: хариусы хватают приманку наперебой.

Как описать эту фантастическую ловлю? Я продираюсь через кусты, подкрадываюсь к омуткам, трепетно опускаю приманку, заранее уверенный, что сразу же последует рывок рыбы, и действительно, из воды выбрасывается хариус, хватает "мушку", и затем начинается волнующая рыболова подводка рыбы к берегу: она сильно и упруго дергает, охотник то отпускает ее, то вновь осторожно подтягивает - сорвется, не сорвется? А сам перебегает по берегу, оступаясь и не смея взглянуть себе под ноги.

Я теряю счет пойманным хариусам, забываю про облепивших меня комаров. Забрасываю "мушку", не успевая ее расправить. Горячат неудачи, задержки - сколько на кустах осталось "мушек"! Совсем забываю про время.

И только тогда, когда кругом начинают летать белые бабочки, хариусы перестают хватать темные "мушки". Очевидно, вечереет. У меня не было с собой белых "мушек", и я насаживал на крючок мотыльков. А когда после одного из сходов рыбы мне не удается сразу поймать мотылька, я надеваю на крючок круглый лепесток какого-то белого цветка - и очередной хариус бешено бросается на него.

Наконец, клев совершенно прекращается. Даже самые заманчивые наживки не могут вызвать из глубины тихой воды быстрого, как молния, хариуса. Я оглядываюсь и не верю себе: по отсутствию теней и какому-то особенному освещению высоких легких облачков видно, что давно наступила полярная ночь, лучезарная и мягкая, похожая на наши ранние сумерки.

Пришлось кончать. Чувствую, что плечо нестерпимо режет ремень тяжелой сумки с рыбой, и вспоминаю, что я почти уже сутки на ногах, без отдыха.

Я отвязываю леску от удилища и усталым шагом бреду к избушке.

Светлой ночью я сижу в полутемной избушке и наслаждаюсь тем, что нет комаров: у порога тлеет положенный в горшок торф, и едкий дымок его отгоняет их от домика. Трудно передать, до чего же хорошо не слышать комариного гуда, отдыхать и ждать, когда в котелке, подвешенном над костром, закипит уха.

Несмотря на сильное желание выспаться, пришлось лишь слегка подкрепиться и тронуться в обратный путь: я боялся, что мои двадцать восемь хариусов, правда, выпотрошенные и слегка подсоленные, все же могут испортиться.

Уже начинался новый день. Чуть притихшая и поблекшая за короткие ночные часы тайга снова ожила и сверкала в длинных лучах зари.

Я иду с тяжелой ношей за плечами и любуюсь картиной раннего утра в лесу; свистят и тинькают проснувшиеся певчие птицы, кричит и хохочет куропатка, где-то над ручьем слышен кроншнеп.

С чувством радости я смотрю и слушаю, как пробуждается тайга, такая знакомая и по-новому привлекательная.

 О.Осугин

Изыски Рузского водохранилища

...Третий день ветер гнал по Рузскому водохранилищу крутую свинцовую волну с белыми барашками. Третий день ловить рыбу можно было лишь в мелких, укрытых от ветра затишных заливах. Мелкое место —...

Рыбалка на реке Или в прошлом веке

  Хоть и не очень долгой была моя жизнь в семиреченских краях, в общей сложности неполных шесть лет, но рыбалка там запомнилась своей неповторимостью. Мне, родившемуся на крупном притоке Оби, побывавшему...

Щука в траве

Старые озера, окруженные болотами, с плавучими берегами и толстым слоем ила на дне, с небольшой глубиной и сплошными зарослями травы, весьма характерны для Центральной России. Зимой они работают в основном...

Катушки для сверхлегкого спиннинга

Самое важное в спиннинге — проводка. А проводка во многом зависит от катушки. В немногочисленных отечественных публикациях о сверхлегком спиннинге катушке отводится до смешного мало места. Как правило, ее либо совсем...

Усовершенствование сигнализатора поклевки

Если колокольчик на донке не звенит, виноват язычок, который слишком легок или находится на очень большом расстоянии от юбки.

Мотыль

Мотыль — личинка комара-долгунца, небольшой красный червячок длиной 10—12 мм, обитающий в донном иле прудов, озер, заводей рек. Живет он там около года, а затем окукливается, всплывает и превращается в...