У скал мыса Айя
Как-то при встрече бывшие сослуживцы, зная мою давнюю страсть к рыбалке, пригласили приехать в Балаклаву и вместе с ними выйти в море в район мыса Айя, который издавна славится уловистыми местами.
Заботу о необходимых формальностях и транспорте взял на себя Геннадий Платонович, знакомый мне по тем давним временам, когда он, еще совсем молодой лейтенант, прибыл после окончания училища в часть. Более четверти века прошло с той поры. Время неумолимо отсчитывает годы и, как море волны, гонит их к горизонту, прессуя в десятилетия...
Меняются старые города, молодея районами новостроек, раскинувшихся широкими светлыми улицами на месте заросших бурьяном и кустами недавних окраин; стареют люди, стираются из памяти какие-то события... Но никогда не забыть лет, отданных нелегкой, а порой и опасной, требующей напряжения всех сил, воинской службе, навсегда, до последних дней жизни сплотившей в единую семью самых разных по характеру и возрасту людей, которые зовутся таким, казалось бы, обыденным, но полным внутреннего смысла словом — сослуживцы. И так уж повелось, что при встречах вспоминаются не трудности, которых было немало, не пережитые опасности, а все хорошее, что было в те далекие годы...
В раннее субботнее утро, за час до рассвета, «уазик» быстро пронес нас с Сергеем Ивановичем — моим давнишним и верным товарищем по рыбалке — по еще спящим улицам Севастополя. И вот мы уже за городом, а через четверть часа попадаем прямо на набережную. У короткого причальчика, рядом со стоянкой яликов рыболовов-любителей, уже стоит катер и похаживает Геннадий Платонович. Один из наших спутников, Спиридон Юрьевич, оказался дальним родственником того самого дяди Христо, который три года назад показал нам с Сергеем Ивановичем, как надо ловить черноморскую камбалу-калкана
Коренной балаклавец, бывший рыбак, затем моряк Черноморского флота, теперь мичман, вышедший в отставку, лет шестидесяти, крепкий и рослый, с пышными усами, Спиридон Юрьевич как будто сошел со страниц прекрасного рассказа А. И. Куприна «Листригоны», в котором писатель с присущей ему легкостью и блеском нарисовал балаклавских рыбаков и саму Балаклаву начала нынешнего века.
Рядом с катером покачивался на волне ялик — шлюпка-шестерка с мотором. Это Спиридон Юрьевич перегнал сюда свое суденышко, чтобы при необходимости можно было подойти на нем ближе к берегу.
Уже совсем рассвело, когда катер с яликом на буксире направился к выходу из бухты. Перед нашими глазами развернулась панорама такой знакомой, но всегда волнующей воображение древней Балаклавы...
Эту удобную бухту открыли греческие аргонавты и дали ей название Сюмболон лимне (бухта символов, предзнаменований). Они же основали на ее берегах небольшой поселок. В четырнадцатом веке его захватили генуэзцы. Созданное ими консульство Чембало (название трансформировалось от греческого Сюмбалон — Цембалон — Цембало — Чембало) играло роль торгового центра и порта на западе Крыма. После захвата этого места турками в 1475 году бухта стала именоваться Балаклавой. Название это происходит, как считают, от тюркского «балык юва» (рыбье гнездо) или «балык кая» (рыбья скала). Поистине, это название соответствует действительности! Нет рыб в Черном море, которых бы в изобилии вы не встретили в Балаклавском заливе, у скал, отвесно падающих прямо в воду. А сама бухта, узкая и длинная, с почти незаметным со стороны моря входом, — чем не «рыбье гнездо»? Бывают такие периоды, когда кефаль, окунь-смарида, ставрида и сарган, зашедшие сюда на зимовку или загнанные штормовой погодой, буквально переполняют это «гнездо» и, кажется, готовы выпрыгнуть на низкую набережную.
Балаклава пережила бурную историю. Кого только не видели стены и башни древней крепости, руины которой и сейчас еще тянутся по склону Крепостной горы на левом берегу Балаклавской бухты: ордынцев хана Тохтамыша, корабли генуэзцев, войска местных феодалов, турецких янычар. В 1854 году здесь до последнего патрона отстреливался от англичан батальон, сформированный из балаклавских греков-добровольцев. В грозные 1941 —1942 годы крепость героически защищали советские воины и моряки-черноморцы... Все эти события не прошли бесследно для старой крепости, но до сих пор она сохраняет свою горделиво-грозную осанку...
Мы вышли в Балаклавский залив. Прямо перед нами до самого горизонта простиралось открытое море; справа и слева высокие желтые скалы круто обрывались в воду с многометровой высоты.
Вначале, по совету Спиридона Юрьевича и с общего согласия, решили «посамодурить» ставриду. Направились в сторону дальней швартовочной бочки, около которой кружились чайки, — верная примета, что там есть рыба. И, действительно, первые же забросы показали, что на глубине 20 метров кормится стая ставриды. Удилища почти одновременно у всех закивали гибкими вершинками, задергались короткими и резкими толчками, которые перемежались длинными и плавными потяжками. Неожиданно удилища выпрямлялись — создавалось впечатление, будто ставки вместе с рыбой оторвались... Это были типичные поклевки ставриды. И вот уже блестящие серебристые рыбки с темно-синими толстыми спинками забились на лесках.
Не очень крупная, но упитанная и плотная ставрида, та, которую местные рыболовы называют «качалочкой», клевала активно, весело. Прошло с полчаса, и я начал терять интерес к такой ловле. Слов нет — способ добычливый, но однообразный и поэтому утомительный, из-за чего ловля самодуром мне не нравится.
Отложив снасть, я прошел на бак катера. Солнце еще не поднялось над высоким берегом, прикрытым с востока крутыми склонами горы Аскети, но его лучи уже зажгли какой-то необыкновенный золотисто-розовый свет, который разгорался все ярче и ярче и, казалось, заполнял собой все пространство вокруг. Над еще темноватой кромкой неба, как на волшебном экране, возникали совершенно фантастические картины. Это проецировались подсвеченные как бы изнутри многочисленные выступы и отдельные скалы, разбросанные на горных вершинах. Но вот свершилось чудо: из беспорядочных линий вдруг четко возник силуэт лежащей на спине женщины. Вот лоб, прямой нос, стройная шея, высокая грудь и длинные пышные волосы, струящиеся вдоль всего тела. Доброе утро, Спящая Красавица! Сколько раз я видел тебя в разные годы, выходя из балаклавской бухты и возвращаясь в нее! Стареют люди, меняются давно знакомые места, одна ты, вечно молодая, неподвластная времени, спокойно дремлешь на своем каменном ложе.
Не знаю, сколько времени я неподвижно простоял, не в силах оторвать взгляд от этого сказочного зрелища, сколько образов пронеслось в голове, сколько воспоминаний!..
А с другого борта катера, обращенного к морю, той порой продолжалась ловля. Спиридону Юрьевичу попались даже несколько небольших скумбрий. На самодур Геннадия Платоновича «сели» сразу два саргана, которые вконец запутали снасть, как это могут делать только сарганы.
Неожиданно клев прекратился. А вот и причина: рядом появилась небольшая стая дельфинов. Выпрыгивая из воды, они гоняли ставриду. Совсем около борта раздавалось их фырканье, вздохи, пыхтенье...
Было ясно, что на этом месте нам делать больше нечего. Решили поступить так: Геннадий Платонович со своими товарищами пойдут часа на два-три на катере искать ставриду, а мы с Сергеем Ивановичем и Спиридоном Юрьевичем на его ялике пойдем к мысу Айя и попытаем счастья там.
Через четверть часа мы уже были у скалистых берегов мыса Айя. Волны выбили в их основании глубокие ниши, а выше, над нашими головами, нависли глыбы; часть их уже обвалилась в море, и теперь из воды торчали угловатые обломки. Мы стали на якорь на глубине около 20 метров.
Собираясь на рыбалку, мы с Сергеем Ивановичем заготовили литровую банку креветок, которых здесь называют «усики»; у Спиридона Юрьевича, кроме крупных свежих «усиков», в деревянной коробке скреблись мелкие крабики — лучшая насадка для большой донной рыбы.
Как только Спиридон Юрьевич заглушил двигатель, мы окунулись в полную тишину. Лишь мягко шуршала вода, ласково набегая на скалы и откатываясь назад. Метрах в трехстах от берега слабый ветерок слегка морщил море мелкой рябью. Здесь же, около берега, прикрытого высокой грядой гор с севера и востока, поверхность воды была настолько гладкой, что в ней, как в темном стекле, отражались и скалы, и наш ялик, и даже удилища.
Для начала насадили на крючки креветок целиком и сделали первые забросы.
Минут через десять Сергей Иванович подцепил довольно крупного ерша-скорпену, потом еще одного. У меня взял небольшой горбыль, который вел себя довольно резво, но был благополучно вытащен и водворен в садок, опущенный за борт ялика. По всем признакам, нам предстояла интересная ловля, как мы и ожидали.
Два часа пролетели незаметно, наши садки были уже наполовину заполнены самой разнообразной рыбой. Были в улове и крупные, с ладонь, морские караси-ласкири, широкие светло-желтые, с темной, отливающей бронзой спиной. Были окуни-смариды, желтосерые маленькие самочки и горбатые голубые красавцы самцы. Были колючие, самой разной окраски, ерши. А Сергею Ивановичу попалось несколько каменных окуней — зебр, коричнево-желтых, с голубым спинным плавником и желтыми, с красной окантовкой грудным и брюшным плавниками. Казалось, что море расщедрилось и решило преподнести нам самых красивых своих обитателей. Но, как потом выяснилось, главные сюрпризы были впереди!
Спиридон Юрьевич подсек крупного калкана и теперь мастерски вываживал его, не торопясь, сматывая и выбирая леску. Казалось, что все идет к благополучному завершению поединка, и Сергей Иванович уже держал наготове большой подсачек. Но вдруг калкан резко рванул, да так, что катушка спиннинга, взвизгнув тормозом, вырвалась из руки Спиридона Юрьевича и, закрутившись в обратном направлении, забросила леску за щечку, где она сразу же петлей намертво захлестнулась за ножку катушки. Спиридон Юрьевич пытался еще. как-то спасти положение, но калкан, словно почувствовав беспомощность охотника, сильно тянул в глубину и в конце концов оборвал леску...
Через несколько минут заволновался Сергей Иванович. И было от чего: его спиннинг под нажимом невидимого еще противника согнулся так, что, казалось, вот-вот сломается. Впрочем, может, мы все еще находились под впечатлением неудачи, постигшей Спиридона Юрьевича, и происходящее сейчас представлялось нам несколько преувеличенным...
Как бы то ни было, ясно, что наживку взяла крупная рыба. Вот метрах в десяти-пятнадцати от ялика показалось что-то плоское, очень похожее издали на камбалу, но, присмотревшись получше, мы увидели, что это морской кот. По внешнему виду он действительно несколько напоминает камбалу: то же плоское, сплющенное тело, та же окраска — темная сверху и белая снизу. Но на этом сходство и заканчивается.
Морской кот, или хвостокол, обладает длинным хвостом, вооруженным одним или даже несколькими шипами, достигающими у крупных экземпляров пятнадцати сантиметров. Плоские с боков, кинжаловидной формы шипы покрыты по краям зазубринами, а на концах заострены. Грозное оружие, не правда ли? Но это еще не все. На нижней стороне шипов имеется по две продольные бороздки, которые соединены с железами, вырабатывающими яд. Проникая в глубокие колотые и рваные раны, нанесенные шипами, яд вызывает серьезные нарушения: головную боль, резкое падение кровяного давления, рвоту, мышечный паралич. Вот почему рыболовы-любители стараются поскорее избавиться от таких опасных «даров» моря, тем более, что мясо морского кота у нас не принято употреблять в пищу. Ко всему прочему морской кот обладает дурным «характером» и весьма воинственным нравом. В литературе описан случай, происшедший в аквариуме-бассейне севастопольского Института биологии южных морей. Помещенный туда крупный хвостокол начал наносить удары другим рыбам, а затем стал колоть себя и вскоре погиб.
Морской кот теплолюбив, появляется у наших берегов только в летнее время и вновь покидает их осенью. Обычные размеры его — не более 1,5 метра, включая и длину хвоста, но встречаются особи, достигающие 2,5 метра и массы до 20 килограммов. Хвостокол — рыба живородящая, в июне-июле у самки появляются несколько мальков. Питается крабами, креветками, мелкими донными рыбами и другими животными. Морской кот в основном держится дна, но иногда поднимается в толщу воды, почти к самой поверхности. При этом он может плыть довольно быстро, взмахивая грудными плавниками, как крыльями. Рыболовам-любителям попадается редко, случайно, при ловле других рыб. Имеет незначительное промысловое значение. Печень хвостокола содержит до 63 % жира и богата витаминами.
Когда Сергей Иванович подвел морского кота к борту ялика, тот угрожающе стегал хвостом, а два шипа на нем приняли «боевое» положение. Сергей Иванович счел за благо не рисковать и обрезал леску. Прощай, хвостатый злодей!
Нет, что ни говорите, а все же существует какое-то предчувствие предстоящих событий, у рыболовов и охотников во всяком случае. А может быть, все обстоит гораздо проще: сама обстановка способствует тому, что возникает ощущение, будто вот сейчас, через несколько мгновений, должно произойти что-то необыкновенное! Именно такое чувство овладело мною. И, как бы отзываясь на это, вершинка моего спиннинга кивнула, потом замерла в согнутом положении и вдруг уверенно и плавно пошла вниз. Я коротко и резко подсек и с радостью ощутил, что взяла сильная и, видимо, крупная рыба. Я еще не знал, что это: калкан? горбыль? Но словно кто-то нашептывал мне: «Нет, это совсем не то, о чем ты думаешь. Жди необычный подарок, жди...»
Между тем рыба спокойно и сильно давила, леска натянулась, как струна, казалось, что я слышал ее звон, а на самом деле это звучала волшебная музыка в моей душе! Она, эта музыка, для всех остальных беззвучна, и только для одного человека слышна ее мелодия, этот человек — рыболов, который вываживает рыбу...
Вот, наконец, и она! Из глубины возник вначале темный, необычный по форме силуэт большой рыбины... Я боялся поверить: то, что я увидел, было морским петухом, ставшим почти легендой! Дальше я уже ничего не помню: как подвел его к борту, как Сергей Иванович сработал подсачеком, а Спиридон Юрьевич давал мне какие-то советы... — не помню ничего. Придя в себя после этого бесовского наваждения, я увидел снова море, небо, горы, своих товарищей, возбужденно говорящих что-то...
На дне ялика лежала совершенно фантастическая по красоте рыба. Яркие, еще живые краски самых необыкновенных цветов и оттенков горели и играли под лучами солнца и, казалось, струились в блестящих капельках воды. Как снова не вспомнить здесь Куприна, который в одном из своих рассказов описал это чудо: «...рыба была слишком велика для лоханки и лежала на дне, завернув хвост. Ее чешуя отливала золотом, плавники были светло-яркого цвета, а от громадной хищной морды шли в стороны два нежно-голубых складчатых, как веер, длинных крыла...»
Тело триглы, или морского петуха, удлиненное, покрытое чешуей и костными пластинками. Голова, как в шлеме, одета сросшимися костями с шипами. Вдоль спинных плавников протянулись ряды костных бляшек. Грудные плавники видоизменены в пальцевидные придатки. Они служат для передвижения по грунту и для поисков пищи, так как являются и наружными органами вкуса, дающими возможность нащупать укрывшихся в иле моллюсков и ракообразных. Морские петухи питаются также рыбами.
Эти донные хищники весьма подвижны благодаря наличию плавательного пузыря и огромных крыловидных плавников, служащих при плавании своеобразными планирующими плоскостями. Морской петух — ценная рыба с вкусным мясом. В Черном море обитают три вида из семейства тригловых. Наиболее часто встречается желтая тригла. Обычные размеры 25—30 сантиметров, но встречаются особи свыше 75 сантиметров и массой 5,5 килограмма. Нерестятся морские петухи летом.
Морской петух — «говорливая» рыба. Он способен издавать короткие резкие звуки, похожие на ворчание или храп, повторяющиеся через некоторые промежутки времени. Особенно «шумными» триглы бывают в период размножения.
Очень редко попадается морской петух на крючок удочки, и, конечно же, поймать его — большая радость для рыболова...
Из-за мыса вынырнул наш катер и, замедлив ход, остановился метрах в трехстах от нас. Приглушенно и коротко взвыла сирена, и на мостике замигал сигнальный фонарь. Нас просили подойти к борту. Через четверть часа мы поднялись на катер, а ялик опять взяли на буксир.
Геннадий Платонович и его товарищи полюбовались нашим главным трофеем — морским петухом, но, по всему было видно, что у них тоже есть что показать, чем удивить. Что же это могло быть?
Наконец, Геннадий Платонович откинул брезент, лежащий на палубе, и мы увидели какое-то чудище длиной не менее 1,5 метра, с громадной уплощенной головой и огромной пастью, вооруженной большими острыми зубами. Голое тело, узкое по сравнению с головой, темное и покрытое пятнами — прямая противоположность нашему красавцу петуху.
Это был морской черт, который попался в сети рыбаков, а они отдали его Геннадию Платоновичу. Эта, не менее редкая, чем тригла, рыба относится к семейству удильщиковых и своим внешним видом оправдывает название, которое носит, — морской черт. Большую часть времени он проводит на дне, почти сливаясь с ним благодаря покровительственной окраске и бахроме из кожистых мочек, которая маскирует его контур, делает неотличимым от рельефа и цвета грунта.
В ожидании добычи морской черт совершенно неподвижен. И только «приманка» на кончике переднего луча-удилища трепещет, как флажок, привлекая жертву. Стоит любопытной рыбе или какому-либо другому животному приблизиться к этой живой ловушке, как огромная пасть раскрывается и сразу же смыкается. Эти движения совершаются с такой быстротой, что их трудно заметить. Прожорливый хищник поедает в большом количестве придонных рыб, в том числе и таких крупных, как камбалы, катраны, горбыли. Иногда, в теплые лунные ночи, он поднимается почти к поверхности, где заглатывает ставриду и сельдь и пугает рыбаков своим страшным видом. В литературе описаны случаи, когда морской черт хватал сидящих на воде довольно крупных водоплавающих птиц.
Как мы поступили с такими редкими рыбами, как тригла и удильщик? Оказалось, что Спиридон Юрьевич умеет делать чучела из рыб, и мы единодушно решили, что место этим чудесным представителям черноморской фауны — в зоокабинете или музее одной из местных школ.
Ю. Златник