Название ему - Щучье!
Меня всегда манили к себе глухие лесные озера — труднодоступные и таинственные, к которым ведут лишь едва заметные тропы и где только изредка можно увидеть человека. Таких уголков почти не осталось рядом с крупными городами, но в северо-восточном районе Карельского перешейка еще сохранились кое-где подобные места.
Вот к такому озеру я и шел, долгие километры пробираясь по лесу, ориентируясь только по компасу.
Пройдя небольшое мягкое болото, заросшее дурманящим багульником, кустиками гоноболи и редкими низкорослыми сосенками, я оказался в светлом прозрачном березняке и сразу почувствовал, что конец путешествия близок. Последние метры иду тихо-тихо, будто боюсь спугнуть что-то...
И, как всегда неожиданно, лес расступается, и вот она, новая встреча — дивная, запоминающаяся на всю жизнь!
Небольшое озеро — метров пятьсот в поперечнике, почти овальной формы. Грустно застыли кусты ольхи и березы над темной водой — отражения их неподвижны. Серое небо над головой спокойное и безразличное...
А вокруг безмятежная тишина и покой!
Я стою на берегу и смотрю в воду — она прозрачна и чуть коричневата; на дне слой мягкого, будто пух, ила, припорошенного прошлогодними листьями.
Поверхность озера молчалива: ни всплеска, ни кругов — впечатление такое, будто все здесь вымерло... Однако нет! Вот из-под листьев кувшинки показался небольшой окушок, медленно, невозмутимо прошелся он почти у берега и исчез в глубине.
Ну, слава богу, жизнь, какая-никакая, а есть — можно готовить снасти.
Впрочем, на Карельском перешейке есть глухие лесные озера, как правило, небольшие, в которых нет никакой рыбы. Они обычно торфяные, а значит, и кислотность воды очень высока. Содержание кислорода низкое — весь забирают перегнивающие остатки растений. А ко всему еще, подобные водоемы часто промерзают до дна.
Но здесь были признаки, указывающие на то, что жизнь в озере все-таки есть!
Первым делом я вырубил жердь и промерил слой ила — он был сравнительно небольшим — около 0,5 м, но, главное, не ощущалось резкого запаха сероводорода, первого признака разложения, а значит, и постепенного умирания озера.
Во-вторых, вокруг было много камыша, что уже является хорошим признаком, так как это растение весьма привередливо: в озерах, где ухудшается кислородный режим, оно быстро погибает.
И в-третьих, вода, даже в прибрежной зоне, была сравнительно холодна, что говорило о наличии ключей, которые и поддерживали жизнь озера.
Все эти размышления настроили меня на веселый лад и небо уже не казалось таким серым.
Быстро опустив на воду резиновую лодку, первым делом занимаюсь промером глубин. И надо сказать, они меня ошеломили — в центральной части озера глубомер лишь на тридцатиметровой отметке достиг дна. Даже совсем недалеко от берега было около шести метров.
Потратив на изучение озера почти целый день, и не найдя ни одной луды, решил ловить с берега, с глубины примерно в три метра.
В подобных иловатых водоемах очень важно найти участок с песчаным дном — здесь чаще всего держится рыба. Именно такое место я и нашел под вечер.
Засыпал прикорм, перепробовал все имеющиеся насадки: опарыша, червя, тесто — ни единой поклевки. Берусь за спиннинг. Десятки забросов
— никакого эффекта. Меняю блесны
— опять ничего...
Солнце все ниже и ниже, и жизнь в озере, между тем, начала оживать: то тут, то там расходятся широкие бесшумные круги, под берегом в кустах всплески некрупной рыбы — а у меня пусто. Что за наваждение?..
Зато на закате озеро подарило мне запоминающуюся картину: буквально в 30 - 40 м крупная щука схватила рыбу, причем хищница как-то очень долго возилась с жертвой прямо на поверхности, демонстрируя то пасть, то широченный хвост. Сцена эта продолжалась минуты две...
Это событие так взбудоражило меня, что я решил прекратить ловлю. Пора готовиться к ночлегу. Развел костер, наломал лапника, экраном-отражателем послужила лодка. Накрываюсь куском полиэтилена.
Кто бывал один ночью в глухом лесу, тот наверняка согласится — порой становится жутковато. Просыпаются все первобытные страхи, и я подчас чувствовал себя пещерным человеком, окруженным таинственными, невидимыми существами.
Но северная июльская ночь коротка, и в полчетвертого я уже выползаю из-под одеяла, трясущийся от утреннего холода и сырости. Развожу костер — дымится крепчайший чай. Настроение быстро улучшается.
Совершенно ясно, что на наживки, привезенные из города, рыба клевать не хочет — похоже, что с ними она просто незнакома. Надо искать что-то другое. Подхожу к воде. Озеро окутывает такой плотный туман, что буквально в 4 - 5 м не видно поплавка. Вскоре нахожу множество шитиков, которые и послужат насадкой.
Заброс — и буквально через минуту вытаскиваю окуня граммов на двести. Затем еще и еще... К шести утра их у меня уже около двух килограммов. Выбираю рыбешку поменьше, надеваю на тройник и забрасываю на четырехметровую глубину. Ловля окуней так увлекла, что я напрочь забываю поглядывать на щучий поплавок.
И тут, в утренней тишине, пронзительно затрещала катушка! Ломая кусты, бегу к спиннингу. Поплавок исчез, стремительно разматывается леска. Мгновенно делаю мощную подсечку. Ощущение такое, будто на тройнике гиря! Гнется спиннинг, но, поначалу сильнейшие, толчки с каждым разом становятся слабее. После упорной борьбы подтаскиваю рыбину к берегу — широченная черная спина, тусклые пятна на боках — это щука. Отчетливо вижу, что один из крючков тройника засел в углу пасти.
И тут я делаю ошибку: пытаясь сразу закончить схватку, рывком стараюсь выбросить ее на берег, но в этот момент щука срывается и грузно заваливается прямо у кромки воды. Ошалевшая, неподвижно лежит она, широко раскрывая жаберные крышки. Нервы мои не выдерживают — как коршун, бросаюсь я сверху прямо в воду, всем телом вжимая щуку в ил, и тут же, мгновенно, выбрасываю далеко на берег. Все! Борьба закончена! Весь мокрый, грязный, рассматриваю трофей. Да... Килограммов на семь! Нечасто вытащишь такой экземпляр!
Счастливый, я сижу на берегу. Дым стелется над водой. Солнечные лучи ласково греют лицо. Передо мной карта, на которой отмечено небольшое безымянное голубое пятнышко. Теперь я знаю, как его назвать. Имя ему — Щучье!
А.Мишин
