Строгая ловля
С давних пор широко распространена народная поговорка: «Без терпенья и труда не выловишь и рыбку из пруда». На тех водоемах, где мало рыбы, но много удильщиков, прежде чем добьешься успеха, приходится действительно немало потрудиться. У нас, в средней полосе, теперь не встречаются крупные стоянки рыбы. Небольшие скопления леща, судака, окуня, да и прочей рыбы обнаружить не так легко.
...Наступила долгая зима. Чудесное, сверкающее перволедье открыло дороги к заветным уловистым местам.
Мой приятель, живший в подмосковной деревне на берегу Клязьминского водохранилища, еще осенью приметил по одному ему понятным приметам возможные места зимней стоянки рыб.
К нему в гости мне удалось выбраться после окончания сезона перволедья, когда в подледном мире наступила «глухая» зимняя пора. И вот мы в Кашином заливе. Скованное льдом водохранилище завалено снегом. Нам радостно от того, что мы знаем дорогу к оцепеневшим окуням. Осенняя подготовка мест ужения тем и хороша, что дает большие преимущества против поиска вслепую. В такое суровое время искать рыбу очень трудно: теряя подвижность, она отстаивается в надежных местах, а то и просто залегает на дно. Так поступают окуни, щуки и некоторые другие рыбы. «Глухая» пора — это недостаток кислорода, сонливая вялость рыб. А для рыболовов — это такое время, когда почти не клюет, а половить и поймать страстно хочется. И надо быть большим мастером-чудодеем, чтобы успешно ловить рыбу в эту пору. Зимой поймать окуня легче, чем его найти, но и когда найдешь, а он не клюет, поймать его сумеет не каждый. Немало есть секретов, как раздразнить аппетит окуня или, скажем, леща. Но ни один способ не дает возможности действовать по заказу, совершенно точно. Общим правилом является медленный темп проводки приманки и тончайшая снасть. Ловля на мормышку без мотыля в такие дни почти безуспешна.
Зная, что блуждающей рыбы теперь мало, а окуни и лещи становятся оседлыми и подолгу живут на стоянках, мой приятель привадил рыбу к одной из четырех лупок, расположенных на близком расстоянии в устье залива.
Эти лунки мы заняли своими снастями. На заливе собралось десятка два любителей рыбной ловли. Одни бурили лед, другие поглядывали на соседей в надежде высмотреть, не потягивает ли кто из более счастливой лунки, а таких, чтобы ловили сосредоточенно, было мало. Моя мормышка величиной чуть больше спичечной головки уже лежала на дне, и я терпеливо держал удочку, не предпринимая никаких действий. На крючке насажен один мотыль.
Если рыба тут есть, нужно дать ей возможность к нему присмотреться. Может случиться, что окунь стоит в полуметре от мормышки, но он не приблизится к лежащему мотылю и тем более не бросится догонять, если тот начнет быстро перемещаться извиваясь, точно в танце.
Другое дело, если ни с того ни с сего мотыль начнет копошиться на одном месте, словно пытаясь укрыться в илистой прослойке грунта. Тут рыбе нет необходимости тратить силы на быстрые движения, а зашевелившийся мотыль так привлекателен и так податлив! Ну как его не взять!..
Я начал плавно приподнимать и опускать хлыстик удочки со всей осторожностью, чтобы тонкая, как волосок, леска еле-еле покачивала мормышку, не вызывая ее перемещений. И что же? Леска чуть вздрогнула, подсечка и рука ощутила живую тяжесть. Сердце мое сжалось, и я почувствовал, как внизу, подо льдом, тоже что-то сжалось в комок и сопротивляется неторопливо, как бы обдуманно, в полную меру сил. Мы медлили. Между нами упругая нить, и она тянется, тянется, отчего у меня захватывает дыхание. Зная, что тянуть шибче нельзя, я все же пренебрег опасностью и сделал еще одно усилие.
Рыба не оказывала буйного сопротивления, не рвалась и не бросалась в стороны. Борьба шла, если можно так сказать, по вертикали, то вниз, то вверх, томительно медленно. С моего лба уже покатились капли пота, и мне казалось, что этому не будет конца. Но вот что-то произошло. Моего противника покинули силы, и вскоре из синевы лунки показалась голова большого окуня. В одно мгновение я подвел под него ладонь и выбросил на лед. Окунь лежал совсем спокойно, как уснувший. На серебре снега его полосатая окраска и яркое оперение казались удивительно нарядными.
Все еще волнуясь от поимки крупной рыбы (в окуне оказалось 700 граммов), но уже с тайной надеждой завладеть еще одной, такой же редкой добычей, я застыл над лункой. Прошло часа два, а может быть, больше. Но у меня что-то не ладилось. Ни шевеление мормышки, ни другие приемы дразнения окуня не давали результата. Мне приглянулась недалекая лунка, с высоким снежным заслоном от ветра, и я решил перейти на новое место. Рыболов меняет лунку, когда его покидает волнующее чувство ожидания поклевки, но всякий раз он обязательно еще и еще поводит свою мормышку — а вдруг посчастливится? Так было и со мной. И тут мне повезло — я снова вытащил небольшого окуня. Это была вторая и последняя рыба в моем улове.
В конце дня нас потеснили рыболовы, возвращавшиеся с дальних мест, и лунку моего приятеля заслонили так, что я перестал его видеть. Ни у кого не брало. С ледобуром в руках, намереваясь расчистить еще одну лунку, я подошел к своему другу и увидел, что он продолжает потаскивать окуньков среднего размера.
Они ловились на его мормышку с какой-то странной периодичностью. Возле него уже стояли рыболовы и с явным любопытством и удивлением наблюдали за ловлей. А удивляться было чему. Все его действия были размеренны и рассчитаны для ловли на большой глубине. Слева от лунки аккуратно сложена кучка искрошенного льда, а на ее правой стороне сохранен ровный снежный настил для укладывания лески. Свинцовая мормышка, похожая на кусочек грифеля обыкновенного карандаша, предельно легка, но находясь в придонных глубинах, она держит леску н полном натяжении. Каждый раз после удачной или неудачной подсечки он очищал крючок мормышки от остатков мотыля и насаживал нового, доставая его из миниатюрной мотыльницы, которую держал за пазухой. Мотыля он насаживал то колечком, то чулочком. Кивок на его леске был вплотную придвинут к удильнику, и он им не пользовался, Осторожную поклевку окуня можно было различить только острым зрением по еле уловимому вздрагиванию лески, и любой кивок при таком клеве мешал бы подсечке. Но самым замечательным были его выдержка и большое терпение. Все его приемы ловли были однообразны и подчинены какому-то строгому правилу, мормышка медленно опускалась на дно, и после продолжительной паузы начиналось длительное потягивание и ослабление лески, рассчитанное на то, чтобы мормышка, нисколько не перемещаясь, едва шевелилась на дне. Его движения казались согласованными с дыханием. И вот, словно в награду за такое терпение, леска вздрагивала, следовала подсечка и совершенно спокойное, намеренно замедленное вытягивание окуня, чтобы не распугать остальную рыбу.
Рыболовы долго наблюдали за моим другом, задавали ему всевозможные вопросы, рассматривали мормышку, а он все потягивал окуней, подзадоривая перенять его метод ловли.
Оказывается, и в «глухое» зимнее время успешная ловля окуней возможна. Да и не только окуней, а, как показывает опыт таких умельцев, как мой друг, и лещей, и плотвы, и некоторых других рыб. Надо лишь приспособиться к замедленному, вялому темпу жизни под водой и ловить с предварительной прикормкой, ловить строго, без вольностей, которые допускаются в другое время.
Г.Сазонов
