Рыбалка в Таджикистане
Вначале 70-х годов мне довелось прожить два с половиной года на юге Таджикистана в городе Куляб. Помню, первое, что меня удивило, это постоянно текущая вода в бетонных арыках, которые были на каждой улице. Вода поступала в эти арыки из множества уличных водопроводных кранов, которые никогда не закрывались. Однажды я наблюдал, как местные мальчишки ловили в этих арыках мелкую рыбешку. В местах слива воды из арыков они просто держали под струей кусок марли и ждали, когда рыбешка скатится в их импровизированный сачок.
Вторым удивительным явлением было разливное пиво, продававшееся на улицах из бочек, которое в любую жару было прохладным. Хотя, пивом его можно было назвать с большой натяжкой.
Мое удивление и аппетит к этому пиву пропали, когда я однажды увидел, как в горловину бочки закидывали из фургона куски льда.
Сам город Куляб расположен в долине между гор. Местность очень красивая, особенно весной, когда вся долина и горы покрываются изумрудной зеленью с вкраплением красных маков. По долине протекает берущая начало в горах речка Яхсу, в переводе — «Белая вода». Она впадает в речку Кызылсу («Красная вода»), вполне оправдывающую свое название: ее воды несут много глинозема.
Вся долина была покрыта хлопковыми полями, требовавшими интенсивного орошения. Поэтому поля, в свою очередь, были покрыты сетью арыков и коллекторов, шириной 5-15 м, вдоль которых росли тутовые деревья. Теплый климат, обилие корма и отсутствие высокой рыболовной нагрузки — все это способствовало росту рыбных богатств водоемов. Рыбу можно было найти буквально в любой луже.
Основными объектами ловли были карп («сазан»), усач, маринка. Реже ловили сома. Реже не потому, что его было мало. Наоборот, сомов было более чем достаточно, но обитали они далеко не во всех водоемах, а чаще в тех, что были далеко от города. Требовался собственный транспорт, с которым в те годы было трудновато.
Ночью на донку, случалось, попадал змееголов.
Трудно было в то время достать и хорошее удилище. В магазинах Куляба кроме лески (неизвестно какого года выпуска) и грубых крючков ничего не было. Из местных деревьев в силу их ветвистости даже метровый прямой хлыст не получался.
Устроившись на работу и немного освоившись в городе, я познакомился с людьми, увлеченными рыбалкой. От них я узнал, что лучшим материалом для изготовления удилищ здесь считается горный камыш. Знакомые таджики рассказывали, что вся долина, до того, как повсеместно стали выращивать хлопок, была покрыта зарослями горного камыша, достигавшего высоты 6 м. Теперь же он сохранился только в священных для таджиков местах «мазарах». Самому мне так и не удалось увидеть горный камыш на корню, хотя трехколенным шестиметровым удилищем из него я обзавелся: знакомый рыболов подарил заготовки. Позднее, на рыбалке в районе пограничного поселка Московский, я встретил таджика с цельным шестиметровым удилищем из камыша. В комле оно имело около 5 см. Кстати, это был единственный случай, когда я увидел таджика-рыболова.
По крепости и гибкости горный камыш практически не уступал бамбуку, но был значительно легче.
Как объяснили мне местные, рыбалка на коллекторах имеет свои особенности. Чтобы не остаться без улова, нужно было уметь «водить». Позднее в литературе я встретил описание этого способа под названием «ходовая донка». Действительно, рыболов все время идет по берегу, ведя насадку далеко впереди себя.
Снасть состояла из длинного удилища, основной лески 0,35, на которую надевалось круглое скользящее грузило; выше грузила находился белый кембрик длиной около 15 см, который закреплялся спичкой и мог передвигаться по леске, а ниже — петля в петлю присоединялся двойной поводок из лески 0,30 с крючком 7 мм. С собой надо было иметь набор грузил разного веса, чтобы можно было их менять в зависимости от силы течения; готовые поводки с крючками; сумку для рыбы, из плотной материи, с лямкой через плечо. Для насадки брали корку мягкого белого хлеба, нарезали сантиметровыми кубиками и держали в целлофановом мешке. Нежность корки имела большое значение.
Кембрик на леске отмечал некую условную глубину, зависевшую от средней глубины коллектора. Помогая вести насадку у дна, кембрик одновременно служил сигнализатором поклевок, хотя поклевки отлично передавались и по удилищу.
На коллекторах ловились маринка и усач в среднем по 200-400 г. Сразу возникает вопрос: к чему такая толстая леска? Конечно, исходя из сегодняшнего ассортимента снастей в России, можно было бы предложить леску 0,15 мм, при условии использования катушки. Но случались поклевки экземпляров по килограмму и более, и тут, если рыболов не успевал среагировать, поводок лопался, как гнилая нитка. Для смягчения же рывков крупной рыбы приходилось бежать по берегу, не разбирая дороги и продираясь сквозь траву и камыш. Были случаи поимки маринки до 5 кг, хотя у меня рекорд был скромнее: 3 кг. Позднее я читал, что маринка достигает веса 15 кг! Кроме того, при рыбалке на карьерах частенько приходилось тащить рыбу напролом через камыши, что требовало мощной снасти.
Экипировка рыболова была предельно легкой, так как за день приходилось наматывать немало километров, спускаясь вниз по течению. Назад, как правило, не возвращались, разве что, если надо было обловить яму. Примерно каждый час пойманную рыбу потрошили и перекладывали травой в сумке. Улов составлял в среднем 5 кг. Поймать больше стремления не было, так как при температуре +35 градусов много рыбы просто трудно было сохранить.
Кроме коллекторов, неплохая рыбалка была на старых гравийных карьерах и небольших прямоугольных грунтовых бассейнах, сделанных, вероятно, для создания запасов воды и окруженных высокой насыпью.
Берега всех водоемов уже в мае зарастали трехметровой стеной рогоза, тростника, а мелководье покрывалось элодеей.
Один из таких водоемов находился в 15 минутах ходьбы от моего жилья, и я повадился каждое утро перед работой там рыбачить. Поплавочной удочкой на корку хлеба я примерно за час налавливал маринки на пару сковородок. Потом бежал домой, готовил рыбу на завтрак и шел на работу. Кстати, у маринки икра и выстилающая брюшную полость черная пленка считаются ядовитыми.
Кроме маринки и усача, в местных водоемах ловились карп, сом, змееголов. Попадались они на хлеб, червя, нарезку из рыбы. Крупных карпов часто ловили поплавочной удочкой, причем наживкой служила мелкая рыбка гамбузия, которой кишели практически все водоемы со стоячей водой.
Змееголовы проявляли активность в основном ночью. Ловились они донкой практически на любую животную насадку, вплоть до колбасы. По специфике моей работы в то время я имел пропуск в пограничную зону и эту «привилегию» постоянно использовал при поездках на рыбалку. Змееголова я впервые поймал на заросших старых котлованах в районе пограничного поселка Московский.
Нас было трое, рыбалка планировалась с ночевкой. Вечерний клев не порадовал: несколько мелких усачей на уху — и все. Почистив рыбу, решили хвостик усача выделить для насадки на донку, которую я тут же соорудил из запасной лески, свинца и самого крупного крючка. Как сейчас помню: забросил приманку к камышовому островку метрах в пятнадцати от берега.
Ночь опустилась быстро, и, уже сидя у костра, я предложил товарищу насадить вареной колбасы на крючок поплавочной удочки. Удилище поставили почти вертикально, прислонив к камышам. В отблесках костра его было хорошо видно. По радиоприемнику мы слушали Кабул, столицу в то время еще монархического Афганистана: оттуда часто передавали хорошую музыку. Вдруг видим: удилище медленно поползло через камыши. Откровенно говоря, это нас удивило, так как к колбасе в качестве насадки все отнеслись с иронией. Друг бросился к удочке, схватил ее и попытался вытащить невидимого противника. Но все закончилось очень быстро. Шансов перебросить сильную рыбу через камыш не было никаких.
Когда возбуждение несколько спало, решили проверить закидушку. Начав выбирать леску, я понял, что она вся находится в воде у меня под ногами. Вытащил рыбу, попросил напарника посветить мне, чтобы я достал крючок изо рта. В свете фонаря увидел у себя в руках голову змеи с коричневатым узором и злющими глазами. Сработал инстинкт, я отбросил ее от себя в траву, но тут же мелькнула мысль, что это змееголов, и я снова схватил добычу.
Змееголов был небольшой, около килограмма, но пока я извлекал крючок из его пасти, он не спускал с меня своих злых маленьких глаз, в которых читалось явное стремление при возможности сожрать меня!
Запомнилась мне еще одна поездка на рыбалку, чуть было не окончившаяся для меня плачевно. Я поехал в новое место, где, якобы, неплохо клевал мелкий карп. Но в окрестностях города было много бродячих собак. Некоторые экземпляры достигали таких размеров, что рядом с ними английские доги выглядели бы мелковато. Псы эти были гладкошерстными, черной масти, с обгрызенными ушами, весом не менее 80 кг. Настоящие «собаки Баскервилей»! Поговаривали, что предки их попали туда с армией Александра Македонского. Слава Богу, не все собаки были такими.
Особенность заключалась в том, что попасть на место нужно было затемно, так как утром, часов в десять, включался насос, уровень воды в коллекторе, подпруженном небольшой плотиной, начинал падать, и клев прекращался.
Задолго до рассвета попутная машина высадила меня у перекрестка в пяти километрах от города. Предстояло пройти три километра по дороге до кишлака, за которым находился коллектор. Южные ночи темные, хоть глаз выколи. Я пошел по дороге, ориентируясь на огни кишлака. Однако вскоре услышал у себя за спиной какие-то звуки. Обернулся и понял, что меня преследует стая собак. Из оружия у меня был только самодельный нож. Но спас меня не он, а удилище, три колена которого, связанные между собой, имели вид палки, да еще помогло асфальтовое покрытие дороги. Я шел — стая за мной. Раз за разом вожак начинал атаку, разгоняясь перед прыжком, но его выдавало скрябание когтей по асфальту. Я резко останавливался, взмахивал удилищем и ножом, угрожая невидимому противнику и не давая ему приблизиться на критическое расстояние. И так несколько раз.
Когда до кишлака оставалось метров пятьсот, стая вдруг отстала. Причину я понял позднее, когда вошел в кишлак. На окраине его стояло саманное здание небольшого магазинчика, а под фонарем, освещавшим вывеску, лежало нечто, напоминавшее годовалого теленка, — собакоподобное чудовище. Лениво приподняв голову, оно посмотрело на меня и, проигнорировав пришельца, продолжило дрему. Вероятно, в преследовавшей меня стае не оказалось достаточно крупного экземпляра. Мне повезло.
Как-то вечером, идя с рыбалки, на которой мы неплохо половили мелких сомят, мы с товарищем наблюдали выход сомят на ночную охоту. Два озера — одно большое, мелкое, сплошь покрытое камышом (где мы и рыбачили), другое меньшее по площади, но более глубокое и все заросшее элодеей — соединялись между собой протокой, проходившей под дорогой по дренажной трубе. Десятки, а то и сотни сомят до килограмма весом, как молнии, один за другим проскакивали через трубу в сторону заросшего элодеей озера. Кстати, это озеро, диаметром около 200 м, имело, на удивление, совершенно голые берега. Перед рыбалкой мы посещали его, но забросить удочку не было никакой возможности: на расстоянии 30-40 м от берега по всему периметру озера поверхность воды была густо покрыта элодеей. Мой товарищ, ранее бывавший на этом озере, говорил, что глубина его до 5 м, ловятся карп, маринка, усач, но нужна лодка.
Все-таки, два с лишним года — короткий срок для изучения поведения рыб данной местности. Меня удивляло, что сезон ловли удочкой, начавшись в феврале вместе с периодом дождей, заканчивался уже в конце июня — начале июля, когда окружающая местность выгорала на солнце до желто-бурого цвета. Днем рыба отказывалась клевать повсеместно. Больше того: водоемы казались вымершими. Позднее я пришел к выводу, что рыба в сильную жару переходила на ночное питание, и что ловить ее надо было только ночью. Но подтвердить эту догадку не хватило времени.
К сожалению, при отъезде из Таджикистана удилище из горного камыша было похищено у меня на железнодорожном вокзале в Душанбе. Остались только воспоминания...
А.Ломакин
