Думать надо
В одну из теплых белых июньских ночей мы с Николаем Александровичем поехали на ближайшее озеро. Мой спутник — крупный инженер-строитель, солидный и всеми уважаемый человек. Я всегда отдаю должное его уму, таланту руководителя, опыту. Но в рыбной ловле мне постоянно хочется с ним соперничать и, наконец, победить. Наше негласное соревнование длится давно, но Николай Александрович о нем, кажется, и не подозревает. Вот и сейчас я не теряю надежды. А уж когда увидел его снасть!.. Очень простенькая двухколенная удочка, какими обычно пользуются дети. И поплавок, как мне показалось, детский — маленькая пенопластовая груша. Я подумал, что такой снастью вряд ли поймаешь плотву...
Солнце еще не поднялось, но небо над противоположным высоким берегом уже нежно розовело. Вскоре наши Надувные лодки заскользили по сиреневой глади воды.
Не слишком активный клев продолжался недолго. Взошло солнце, и поплавок замер. А когда потеплело, на красный кончик пера уселась синяя стрекоза и, пригревшись, застыла. Я видел, как окуни гоняли по озеру стайки мальков. Вода вскипала то в одном, то в другом месте, и только у моей лодки сохранялась тишь. Поплавок с дремлющей на нем стрекозой плавно покачивался на слабой волне.
Прошло часа два, и ко мне подплыл Николай Александрович. В его корзине лежало килограмма три отборной плотвы! Раза в три больше, чем я наловил. — Как это вам удалось?
— Наверно, попал на стоянку рыбы. Знаете, такой клев был, какого я давно не видел. Можно было в два раза больше наловить.
— Что же вас остановило?
— А зачем мне много рыбы?
В этот миг мой поплавок юркнул в воду. Я подсек и с радостным волнением вытянул тяжелую, упругую плотвицу. Однако больше поклевок не было. Это было удивительно. Я стоял на том самом месте, где каждое лето удачно рыбачил. А Николай Александрович первый раз на озере и такой результат! В чем же дело? Насадка у нас одинаковая. Снасть, как я считал, у меня лучше, опыта достаточно, водоем мне известен. Загадка, да и только!..
В следующий раз мы приехали на озеро, когда солнце сияло во всю мощь. Юго-западный ветер гнал крутые, с белыми гребешками волны, и Николай Александрович сказал:
— Знаете, в такую погоду я не признаю перьевые поплавки — не поймешь, то ли клюет, то ли сбивает волной. У меня есть запасная удочка — возьмите ее!
Хотя снасти Николая Александровича всегда казались мне какими-та несерьезными, удочку я все же взял — скорее, из уважения к ее владельцу.
— Когда измерите глубину, установите поплавок так, чтобы крючок висел сантиметров на пять от дна, — наставлял Николай Александрович.
Договорились рыбачить три часа и разъехались в разные стороны.
Выбранное мной место оказалось неудачным: просидел минут тридцать — и ни одной поклевки.
Переместился туда, где поглубже. Отрегулировал спуск, насадил на крючок червя, забросил — поплавок заплясал и скрылся в воде. Я мгновенно подсек. Треск! Обломилась тонкая вершинка удилища. Перехватил леску руками и вытащил довольно приличного окуня. Хоть и увесистый попался горбач, не рад я ему был — удочка вышла из строя. Вот тут-то и пришлось воспользоваться удочкой Николая Александровича. Поплавок-грушка, который я считал детской забавой, оказался не таким уж примитивным. Грушка шарнирно прикреплена к середине пустотелого, длиной около пятнадцати миллиметров, пластмассового стерженька, через который пропущена леска. При нормальном огружении поплавок очень чувствителен и сохраняет остойчивость. Грушевидные поплавки заводского изготовления погружаются в воду острым концом, этот же — расширенным.
Сделал я все, как советовал Николай Александрович, сижу и жду. И клев начался! Брала хорошая плотва, причем клевала решительно, как окунь.
Взглянул на часы — одиннадцать. Три часа пролетели, как миг. Я был доволен рыбалкой и надеялся, что на этот раз обошел Николая Александровича. Каково же было мое огорчение, когда оказалось, что у него улов в полтора раза больше, чем у меня! Более того — выяснилось, что он и ловил-то не все три часа, как я, а наблюдал за чайками.
— Выходит, вы могли бы и больше поймать? — спросил я.
— Запросто. Но я никогда не любил тех, кто жадничает. Настоящему рыболову нужно не количество рыбы...
— А что же, по-вашему, нужно настоящему рыболову?
— Думаю, что прежде всего — удач в экспериментировании. Настоящий рыболов всегда ищет что-то новое и счастлив, когда находит. Я не ханжа и не стану утверждать, что рыболову не нужна рыба, что он едет за тридевять земель «ловить зарю». Но и ловить без меры, по-моему, недостойно...
Недели через две мы отправились на Лугу. Удочку на этот раз я сделал такую же, как у Николая Александровича. Остановились километрах в двенадцати выше устья, на правом берегу реки. Поставили палатку, накачали резиновые лодки, и вскоре в предвечернюю тишину вплелись слабые всплески от наших весел. Я опустил «якорь» — увесистый булыжник — метрах в пяти от плотного массива тростника.
Николай Александрович уплыл в другую сторону.
Поначалу клевали мелкие плотвицы, и я осторожно снимал их с крючка и отпускал в воду. Но вот солнце ушло за горизонт. Я оторвался от поплавка и ахнул: какая красота! - Там, где было солнце, небо горело пламенем, а реку будто кармином закрасили, и по всей ее малиновой глади широко расходились круги от плескавшейся рыбы.
Плотва пошла покрупнее.
Ко мне подплыл Николай Александрович. Остановился он левее и выше меня метрах в семи. Бесшумно опустил грузы. Течение протянуло лодку вперед, и она оказалась напротив меня.
— Как дела? — полюбопытствовал я.
— Отлично! — бодро ответил Николай Александрович. Он взмахнул удилищем, и поплавок мягко лег на воду. Проплыв метра два плашмя, поплавок погрузился, оставив на поверхности лишь черную вершину. Вскоре и она ушла в воду.
— Ага, есть! — весело воскликнул Николай Александрович, подтягивая рыбу к лодке. Это была довольно приличная плотвица. Так повторялось не раз. Причем каждая рыбина была крупнее, чем у меня. Почему? То ли потому, что он находился дальше от берега и ловил на большей глубине, то ли насадка у него была другая? Ловил Николай Александрович весело, с шутками.
— Ну что, на уху у нас уже есть. Наверно, надо кончать! — сказал он, сматывая леску.
— Так ведь только по-настоящему начало клевать, — с сожалением сказал я.
— А зачем нам столько рыбы?
Я не стремился наловить как можно больше рыбы. Единственно, чего мне хотелось — это обойти Николая Александровича, хотя бы рыбки на три поймать больше, чем он. Казалось, посиди я еще часок, удача повернулась бы лицом ко мне. Поэтому я сказал не то, что думал:
— Я ведь даже норму не выловил
— А мою рыбу не считаете? С моей как раз будет норма, — улыбнулся он. — А потом, разве обязательно вылавливать полную норму?
За ужином мы продолжали разговор.
— Не нахожу радости в рыбалке, когда рыба словно сама ищет твой крючок, — говорил Николай Александрович. — Будто из аквариума таскаешь ее. Поэтому не признаю жерлицы, кружки, живцовые удочки. А вот если с рыбой приходится повозиться, побороться, если она сопротивляется, даже рвет леску или сходит с крючка, — такой противник достоин уважения!
На рассвете наши легкие суденышки заскользили в прохладном тумане. Стали на те же места, где рыбачили накануне.
Как и следовало ожидать, первым вытащил приличного окуня Николай Александрович. Еще через несколько минут он выудил подлещика. Потом одну за другой поймал несколько плотвиц. И у меня были поклевки, но реже.
— И все же есть у вас какой-то секрет, — настаивал я.
— Да нет никаких секретов! Просто должен быть творческий подход. Вот давайте сравним наши удочки. На первый взгляд, вроде все одинаково. Верно?
Я кивнул.
Николай Александрович продолжал:
— Обратите внимание. Поплавок-то я уже поставил другой, и пробегает он от лодки подальше, чем у вас. Теперь поводок. У вас какой?
— Ноль пятнадцать, — ответил я.
— А у меня — ноль тринадцать. А крючок какой?
— Пятый номер.
А я прицепил мормышку. Теперь покажите вашу прикормочницу. Я показал.
— Дно здесь значительно темнее, чем ваша сетка. К тому же она очень частая.
— Значит, если я сделаю так, как вы говорите, у меня так же хорошо будет ловиться рыба?
— На этом месте — да. А на глубине и сильном течении ничего не поймаете. В общем — думать надо!
В. Зиманенко