Рыбалка в лодке с генералом
Саня Петров привез меня, прямо с поезда, на пляж военного санатория, где он работал водолазом-спасателем. Пропуская через ворота КПП нашу «Ниву», дежурный солдат как-то смешно козырнул нам. Наконец открылось долгожданное Черное море, точнее бухта, окруженная горами.
Выходя из машины возле пункта выдачи лежаков, Саня спросил солдата — тот был в униформе, темных очках и почему-то в тапочках на босу ногу:
— Как дела, зольдатн, генерала не видел?
— Дженераль в ангаре, хотят на рыбалка выходить, — нарочно коверкая слова, подыграл солдат.
Мы прошли в алюминиевый ангар и увидели двух мужчин возле моторной лодки «Казанки», водруженной на специальную тележку. Один был в робе, худ и чумаз; другой — полный — в хорошем джинсовом костюме и дорогих кроссовках. Оба возились с тентом, устанавливая его над моторкой, точнее, гремел инструментом только чумазый, а «чистенький» лишь слегка придерживал стойки тента пальцами.
— Вот, товарищ генерал, мой друг писатель, — представил меня Петров «чистенькому», - я вам о нем рассказывал. Хочет пойти с вами на рыбалку.
— Ну что ж, очень рад познакомиться, — генерал широко, приятно улыбнулся и протянул мне крупную ладонь, — наслышан, наслышан о вас. Значит, ставридку приехали половить?
— И ее тоже, — отвечал я, инстинктивно стоя навытяжку перед столь важным чином (говорили, что нынешний пенсионер еще совсем недавно командовал целой армией).
— Вот сейчас Костя тент сделает и можно, прям, и ехать, о-дно-зна-чно, — закончил он по слогам.
— Сегодня? — удивился Саня. — А погода вас не пугает? Как бы не объявили штормовое предупреждение.
— Николай Петрович шторма не боится, — как-то двусмысленно сказал Костя, бросив на меня испытующий взгляд.
— Люблю я такую погоду, — подтвердил генерал (у него была какая-то певучая манера говорить). — Это самое для рыбалки что надо.
Мы еще поболтали о том, о сем с полчаса, после чего генерал пришел к выводу, что тент надо снимать, поскольку ловить из-под него неудобно.
Константин оправдывался:
— Я ж вам говорил, Николай Петрович, что ничего не получится. Мы ж уже с вами пробовали, — а для меня по-тихому прибавил: — Вы еще не передумали с нами идти? Генерал азартен. Вернемся только в темноте.
— Я поеду, — твердо сказал я.
Затем вызванные солдаты спустили лодку на воду, и мы втроем, оставив Саню на берегу, помчались навстречу холодному ветру. Остановились неподалеку от полуострова с маяком на самом мысу и бросили якорь.
— Вот и вся любовь, — пропел генерал, тут же настраивая самодур, и добавил: — Если она, конечно, настоящая. Здесь самое-самое место. Здесь баночка. Рыба ее любит жуть. А я люблю рыбу.
— Бобырь здесь позавчера хорошо брал, — сказал Константин. — Бобырь — это черноморский окунь, смарида по-научному.
Но я уже не слушал рулевого. Меня всецело поглотила снасть генерала. Такого самодура я еще не видел. Его «ставка» была изящна, аккуратна и красива. Золотистые крючки на поводках, а их было не менее десяти штук, блестели, говоря полуармейским языком, как прибамбасы у кота, как будто их кто-то специально начищал, и идеально ровные — наполовину красные, наполовину белые перышки — были подвязаны к каждому цевью. Для тех, кто не знает, что такое самодур, поясню подробнее — это безнасадочная многокрючковая снасть для ловли рыбы в отвес на море. Ловят спиннингом, оборудованным катушкой типа «Невская» и большим запасом лески, к концу которой посредством карабинчика пристегивается «ставка», а к последней таким же образом присоединяется грушевидное или торпедообразное грузило весом 50 — 70 г, в зависимости от глубины ловли. «Ставка» — это отрезок лески с привязанными через интервал в 15 — 20 см крючками №№ 5 - 7 со специальным длинным цевьем. Они находятся на коротких поводках длиной всего 3—5 см. Для привлечения рыбы на крючки могут подвязываться перышки различной окраски. Некоторые рыболовы на цевье крючков надевают белые кембрики, а многие вообще ловят на голый блестящий крючок. Учитывая особенности рыбалки, сменных «столбиков» у рыболова должно быть несколько штук. Играть самодуром просто: надо периодически потряхивать им в разных слоях воды, обычно у дна.
У меня и Константина снасти были простенькие, но брать начало у нас, а не у генерала, потому что мы на крючки насаживали креветок. Николай Петрович от настойчивых предложений Константина воспользоваться насадкой отказывался.
— Я люблю ловить на перышки, — говорил он, — мимо моих ставридка не пройдет.
Мы с Константином продолжали успешно ловить бобыря. Иногда на нижний крючок попадалась скорпена — морской ерш. Некоторые ерши были до того крупны, что удилище сгибалось дугою, когда их тащили из воды. Они появлялись на поверхности, открыв свою пасть, в которую, казалось, мог влезть кулак. Вообще же у ерша только голова большая, а тельце совсем маленькое.
Ерши вскоре совсем достали Константина. Он чертыхался и отпускал их за борт. Я вспомнил, что Саня Петров готовит из ершей отличную уху, и попросил рулевого их не выбрасывать. Тот стал складывать скорпен в свой садок, потому что до моего было не дотянуться.
Наконец и генерал не вытерпел, стал ловить на креветку. Дело у него пошло, и даже стала попадаться ставрида, в то время как у нас пока не было ни одной. Причем Николай Петрович наживлял креветками только два нижних крючка, а ловить начал больше нас. Ставрида у генерала шла какая-то особенно жирная. Она садилась не только на наживленные крючки, но и на голые. Видать, стайка подходила к приманке, и, если ставридкам креветок не доставалось, они хватали и обманки. Генерал крякал от удовольствия, и после того, как очередная рыбка отправлялась к нему в садок, приговаривал:
— Вот и вся любовь, если она, конечно, настоящая.
Когда же на крючок ему цеплялся ерш, он брезгливо подавал конец снасти Константину для того, чтобы тот отцепил рыбу и при этом обязательно говорил:
— Опять красномордый попался.
— Снасть у вас волшебная, — говорил Константин, подобострастно заглядывая в не менее красное лицо генерала.
А я даже пообещал, что напишу статейку о комбинированной ловле на самодур, и добавил:
— А вообще-то, конечно, у меня мечта поймать рыбу покрупнее.
На что генерал ответил:
— Будет рыба и покрупнее, - и велел рулевому: — Раскладывай.
Я сидел на корме, и Константин сказал мне:
— Подайте тот пакет, что у ваших ног.
Я подал, с любопытством наблюдая, на какую же снасть собираются ловить мои напарники.
— Теперь откройте вон тот лючок в борту, достаньте там.
Я пошарил.
— Здесь кроме стакана ничего нет, — сказал я.
— Вот-вот, его-то и давайте, — переняв у генерала манеру разговаривать, пропел Константин. Он вынул из пакета сверток: — Расстилаем скатерть-самобранку.
Тут до меня дошло и мне стало стыдно, что я ничего не взял с собой из съестного. Я подальше отодвинулся от стола, настроившись ловить по-серьезному.
— Нет-нет, вы от нас не уходите, а берите стакан, — ласково сказал генерал, доставая из своей аккуратной сумочки бутылку «Пшеничной».
— Ну что ж, за знакомство, — сказал я, выпив из протянутой мне кружки, и скромно отломил кусочек вкусного пирожка.
— Жена моя испекла, — похвалился Николай Петрович и, убирая с сиденья пустую бутылку, протянул довольно: — Вот и вся любовь, если она, конечно, настоящая. Во сколько, Костя, у нас там перерыв на обед?
— С двух до трех.
— О, так я сбегаю! — воскликнул я, поняв намек.
— Молодой человек, не торопитесь, — как всегда вежливо, протянул генерал. — Продолжаем ловить рыбу. О-дно-знач-но!
Генерал принялся наживлять свой самодур, а я, засмотревшись на его снасть, похвалил:
— Ну, и снасть у вас, Николай Петрович, настоящее произведение искусства!
Генерал протянул мне свой телескопический спиннинг:
— Потрогайте — пушинка. Мне его подарил министр обороны Италии. Я уже им 14 лет ловлю.
Я взвесил удилище на пальчике — оно почти ничего не весило.
Стали снова рыбачить, несмотря на не стихающий дождь. Генерал то две ставридки вынет, то три да все приговаривает: «Ох, и люблю я морскую рыбалку — она меня, прям, лечит». Но генерал, на то и генерал, чтобы замечать все вокруг себя. Он, видно, понял, что меня мучают угрызения совести и сказал:
— Ну ладно, давайте к берегу. А когда подошли к причалу, он протянул мне сторублевку и спросил:
— Где магазин знаете?
— Конечно, — выкрикнул я уже с пирса и пошел в сторону леса.
Вернулся я с хорошей закуской и с двумя «пузырями», так как вовремя вспомнил слова генерала, что на морском воздухе захмелеть невозможно. Мои спутники встречали меня уже как старого знакомого, а генерал с ходу начал рассказывать о том, что приключилось с Константином. Оказывается, в его садке была дырка и вся рыба, в том числе предназначенные для ухи ерши, убежали.
— Вот я думаю, — смеялся над собой Константин, распечатывая бутылку, — что они берут, как никогда. А, видно, они на дно уходят и тут же — снова на крючок.
Вторую начали уже у причала, в лодке.
— Вот и вся любовь, — сказал генерал, после того, как Константин прибрал пустую бутылку, и как всегда добавил: — Если она, конечно, настоящая.
Волнение у берега было сильное. Борт колотило о сваи, к которым не было привязано ни одной шины.
— Ты бы встал как-нибудь иначе, — сказал генерал, — неприятно как-то колотит.
Константин хотел перевязать конец, но тот выпал у него из рук и нас стало относить ветром на торчащие из воды камни. Генерал был как всегда спокоен, несмотря на чудачества Константина — тот вместо весел схватил оказавшийся под рукой деревянный сак для ловли креветок и стал грести им. Видимо, это у рулевого когда-то получалось, но сейчас ветер был сильнее, и, хотя лодочник размахался так, что в глазах зарябило, нас неминуемо бросило бы на камни, если б генерал вовремя не сел на весла и не отвел «Казанку» в тихое место.
— Костя, заводи мотор, — сказал устало генерал, и мне показалось, что он уже не приказывал, а спрашивал: — Едем ловить рыбу?
— Едем! — отвечали мы хором. Но мотор не заводился — видимо, отсырел на дожде. Наконец он заревел, а потом равномерно заработал.
На этот раз стали намного правее маяка, в полумиле от берега.
— Вот и вся любовь, — пропел генерал, сразу после заброса выхватывая ставридку.
Лодку болтало уже по-серьезному. Тучи над горизонтом тем временем сгрудились самые угрожающие.
— Ну, где твоя крупная рыба, товарищ писатель? — между делом, вытаскивая очередную ставридку, спросил меня генерал.
— Ща, поймаю, — сказал я, привязывая огромный крючок и насаживая на него такого большого бобыря, что Константин, поняв серьезность моих намерений, сказал:
— Вы знаете, а я хоть сам и водолаз, но акул боюсь — жуть, даже катранов, как увижу, знаете, неприятно.
— Константин, все нормально, — сказал генерал, — пусть ловит. Катрановый спиннинг я привязал к сиденью и вскоре за азартной ловлей ставриды забыл про него. А между тем ветер настолько усилился, что якорь стало тащить по дну, хотя этого никто не замечал.
Вдруг затарахтела катушка на моем спиннинге. Я схватил удилище и мощно подсек.
— Кажется, есть, — выпалил я. — Такая тяжесть на конце.
— Держит пакостник, прижимает ко дну. Но ничего, сейчас мы его стронем. Мы эти катрановы штучки-дрючки знаем, — комментировал со знанием дела генерал. Ну-ка дай его мне, мы уже с такими бойцами дело имели. — И, принимая у меня спиннинг, добавил: — Леска у тебя хорошая, кита выдержит.
Он начал с трудом вращать катушку.
— Пошел, — сказал с волнением генерал. — Во, тащит, тащит, под борт... Разверни-ка, Костя, лодку поудобнее.
Мы быстро поменялись с Константином местами. Рулевой сел на свое место и, заведя мотор, выровнял лодку.
— Пошел, но идет туго, в сторону идет, паршивец, — возмущался генерал.
— Может, мы его на буксире немного потягаем, чтоб из сил выбился? — спросил Константин. — Потом легче будет.
— Давай! А, впрочем, я его подтягиваю. Сейчас совсем легко пойдет. Знаю я этих глубоководных рыб. На поверхности они как ручные — декомпрессия и на них влияет.
Генерал, говоря это, мало-помалу, но подтягивал снасть.
— Не сдается, таких мне еще брать не приходилось. Во, кажется, показался, давай багорик.
— Да я уже давно приготовил, — сказал Константин, наклоняясь и пытаясь подцепить в воде что-то темное.
Звякнуло железо. Наконец Константин подцепил и перевалил в лодку ... якорь. Это был небольшой якорек, потерянный, очевидно, яхтой.
— Ай, вы же ж и азартные, Николай Петрович, якорь подцепили! — пропел Константин.
— Ну вы, братцы, меня оконфузили, — сказал генерал без обиды в голосе.
Мне показалось, что он не сожалел, что испытал острое ощущение, пусть даже от такой мнимой борьбы.
— Ладно, на сегодня хватит, порыбачили вдосталь. К берегу! — скомандовал генерал. — О-дно-зна-чно! — и заулыбался.
На ходу, перекрикивая рев мотора, Константин спрашивал:
— А как вы не могли догадаться, что это просто груз какой-то? Он же не трепыхался.
— Да вел, вел, в сторону вел.
— А! — догадался Константин. — Я сразу и не понял. Нас отнесло-то насколько, а в том месте очень сильное подводное течение. Причем лодку несет в одну сторону, а якорь в другую — вот пойманный якорь и подхватило.
— А тут еще эта болтанка — полная иллюзия, что схватила крупная рыба, — оправдывался генерал и уже спокойно добавил: — Припозднились мы что-то, братцы, жена моя будет ругаться.
Я только сейчас заметил, что сумерки полностью окутали море. Усилившийся дождь больно хлестал в лицо. Наконец, показался наш берег и в свете фонаря синяя будка спасательной станции. Шум прибоя нарастал. Даже в бухте лодку сильно болтало на волнах, а генерал подбадривал нас:
— Прорвемся. Од-но-знач-но! Приблизившись к берегу, мы увидели одинокую женскую фигуру.
— Пришла, волнуется, — вдруг как-то робко сказал генерал.
Я сам не представлял, как мы будем выходить на берег при таких волнах. Однако все обошлось. И рыбалка с генералом мне понравилась.
А.Марьяничев