Весенние лещи таежного озера
Весна выдалась на удивление ранней и спорой, еще давеча сугробы, подкрепленные и ободренные ночными заморозками, вальяжно и пышно кутали таежные дебри, а нынче обмякли и оскудели. Глядь, и на озере уже не броня ледяная, а вата рыхлая с темной водой вперемешку.
По ночам еще хитрющий дедок Морозко то и дело исподтишка набегает на оттаявшую природу: там ручеек хрустальной пленочкой прикроет, тут до цветка нежного весеннего коснется да и приморозит слегка. А по льду озерному шастает, будто в прежние времена зимние, полыньи латает, трещинки паяет – колдует старик над талой водой.
Для рыбалки по последнему льду я выбрал небольшое озерцо, спрятанное далеко в таежной глуши. Озеро обособленное, окруженное пологими заросшими берегами, глухое. С одной стороны примыкает отвесная скала: видимо, в этом месте наибольшие глубины. Весенний пыл давно уж разрыхлил ледок, образовав вдоль прибрежья мелководные забереги. По ним вполне комфортно добираюсь в болотниках до стойкого льда. Ледобур сообщил, что твердыня еще довольно крепка и позволит порыбачить. Так как же ловить на неизведанном водоеме? Первичный огляд берегов и промер показали: напротив скалы обнаружились семиметровые глубины. По краям каменные откосы граничат с травяными отмелями, видимо, туда и выходит на кормежку рыба. В целом водоем состоит из обширных мелководий с глубиной не более двух метров. Со стороны ивняка пробивалась лесная речушка, основательно размывая ледок на своем пути.
Местечко интересное, но для начала опробую противоположный бережок. Там скалистый мысок граничит с бухточкой, чуть подмытой родниками. На середине бухточки виднеется замшелый древесный комель. На расстоянии 1–2 метров друг от друга сверлю три лунки от каменистого мыса к проглядывающей из воды коряжине. Глубина ловли здесь составила от 1 до 3 метров. В лунки подбрасываю прикормку, приготовленную тут же. В пакет насыпаю три горсти сухой манки, столько же молотого жмыха, одну горсть сухих дафний и горсть мелких земляных червей вперемешку с землей или глиной, взятой на побережье. Постепенно подливая воду в пакет, перемешиваю содержимое до состояния рыхлой кашицы, леплю комки и поочередно, без шума, отправляю их в лунки. От кормушки на этот раз можно отказаться. Теперь «белые» рыбы, уловив запах прикормки, наверняка подойдут. А за ними и хищники – в надежде слопать мелюзгу.
Мелкая смесь погружается в воду с руки и, падая, обширно рассыпается по дну. В подобных условиях рыбы надолго задерживаются на прикормленном участке. Разыскивая пахучую приваду, рыбешка неизменно натыкается на рыбацкие снасти. Но по весне прикормка может и не понадобиться. Ведь рыба, интенсивно прочесывая отмели, сама находит рыбацкий крючок.
Обычно ловлю двумя зимними удочками, оснащенными лесками диаметром 0,12–0,14 мм. По весне леску желательно ставить прочнее, чем в глухозимье, поскольку рыбы более активны и менее осторожны. Сейчас даже оголодавшие глубинные щуки кидаются на обычную мормышку. Одна удочка «ходовая» с кивком и с одной или двумя мормышками, они привязываются на расстоянии 15–20 см друг от друга. Этой удочкой интенсивно облавливаю горизонты от подледного слоя до глубины. Наживкой служат опарыши, чернобыльники, мотыли, кусочки земляных червей, накопанных на весенних припеках. Вторая удочка стационарная. Спуск отрегулирован так, что грузик лежит на грунте, а пара темных крючков № 4–5 на коротких поводках привязаны чуть выше. Тут я применяю более объемные насадки: крупных червей, личинок короеда и солидный мякиш хлеба, а на талом мелководье можно набрать в изобилии моллюсков-перловиц и пиявок. Опарышей, чернобыльников, мотылей, мелких червей насаживаю на крючок от 3 до 5 штук, пиявок и крупных червей нанизываю по одному, змейкой. Личинок короеда цепляю под головку, а далее чулком до хвостика. Хлебному мякишу придаю продолговатую форму, он должен скрыть крючок полностью. Тельце моллюсков разрезаю на кусочки размером 2 на 2 сантиметра. Летом так же поступаю с недоваренным картофелем. Над прикормленной лункой устанавливаю на «сошках» удильник, при этом кивок должен прогнуться под весом грузика-отвеса градусов на 45.
Чтобы рыба безнаказанно не стащила при поклевке удочку, ее ручку лучше придавить снежной кашей. Кивок можно заменить поплавком, но он будет не очень заметен, и тогда придется все время сидеть над лункой, карауля поклевку. Кивки я иногда делаю сам из лавсана либо из пластинок, вырезанных из старого металлического «метра». Их длина варьируется от 6–8 см при ужении плотвы или окуня и до 12–15 см при ловле леща. Раз в 2–3 минуты приподнимаю удильник, слегка пошевеливаю кивком, постукиваю грузом по дну, подняв муть, и снова опускаю снасть на грунт. Шевеление крючков, их ерзанье у дна создает иллюзию кормящихся личинок. Ловля на две снасти с разногабаритными насадками приносит поклевки как «крупняков», так и мелочишки, применяемой для живцовых снасточек.
Просверлив три лунки от мыса до коряжины, устанавливаю стационарную снасть в средней лунке, а затем опускаю «мормышу» поочередно в крайние лунки. Поскольку мои поиски глухого лесного озерка затянулись, то начинаю рыбачить в самый солнцепек. Ледовая жижа уже раскисла, затягивая болотники. Постепенно перехожу на лов возле коряжины. Ее корявый, сучковатый остов напоминает сказочное чудо-юдо. Глубина тут около метра, и для начала облавливаю «подледные вершины». Здесь обязательно должны быть лещи или хотя бы подлещики. С мелкой дрожью опускаю мормышки все глубже с 7–10-секундными остановками, и так до самого дна. Теперь процесс повторяется с точностью до наоборот: снизу-вверх, ко льду.
Зимнее ужение на мормышку, а тем более на «безмотылку», заключается в частых постукиваниях о грунт, колебаниях приманки, порой до 200 раз в минуту. Однако весной поклевок бывает значительно больше, когда приманка неподвижно зависает в толще воды почти на минуту. Вот и сейчас, на паузе в полводы, пара потяжек сгибают кивок, и ретивый подлещик граммов на 400 заходил на привязи. «Куда, милок, рвешься? Попался, голубчик!» Снятый с крючка, он звучно плюхается и кувыркается в талой лужице. Червячок на крючке красного вольфрамового «муравья» вновь дразнит рыб на малых и средних горизонтах. Теперь кивок едва качнулся и разогнулся. «Ух ты, опять увесистый подлещик!» Хоть и считается, что самые лещовые мормышки – это «уралки», «лещовые», «крупные дробинки», но весной стайная рыба берет практически все приманки с животной насадкой.
После поимки трех рыбин клев прервался. Бросаю в «коряжистую» лунку новую порцию прикормки, а сам перехожу на соседние лунки. Неожиданно сработала доселе дремлющая стационарная удочка. Кивок тут же дернуло и прижало. Быстро подсекаю, но упрямая рыба затягивает жилку под лед, проделывает не один круг и все же входит в лунку. С удовольствием сжимаю в руке упругого серебристого язика. Он взял на червя-подлистника, что копошился на крючке возле грунта. Язи нерестятся следом за щукой в апреле – мае. Но примерно за месяц до икромета крупные язи с удовольствием посещают открытые устья и забереги, где активно кормятся рядом с лещами. Вот подлещики – дело другое. «Фанерки» любят наведаться к подводным столовым не в одиночку, а в компании с плотвицами, мелкими подъязками или с ельцами. Активно поедая в больших количествах мелких рачков, они заодно обильно поглощают водоросли и другие водные растения. Этим и пользуются рыболовы – нацепив пучок «зелени» на крючок, удается надергать множество рыбьей мелочи, иногда даже язей. Но лещей в общей коллекции может и не оказаться. Ведь лещи вкушают прежде всего объемную животную пищу: перловиц, ручейников, мотылей и т.п. Коряга, вокруг которой я «колдовал», видать, была густо облеплена подобными организмами и уже давно известна увесистым особям. Вот потому частенько и подходят сюда «крупняки» отведать деликатесы.
Зимой крупные лещи придерживаются суводей, ям, стоят под бровками, а на кормежку выходят лишь в оттепели. Язи во время ледостава практически недоступны, а если и берут на удочку, то только в оттепели возле полыней, у коряжников и вдоль незамерзающих перекатов. Подлещики и подъязки в это время более активны, чем их взрослые сородичи, и довольно часто подходят к мелководьям и банкам для кормежки. Но и они зимой большее время проводят на глубинах более трех метров, где держатся на откосах, под бровками и рядом с фарватерами. Лишь с увеличением светового дня и появлением весенних отдушин во льду и заберегов рыбы покидают «зимние квартиры» и практически все сутки промышляют у мелководий.
Чем дальше я смещался от коряги, тем скромнее становились уловы. Пришлось снова возвращаться к загадочной коряжине, заходя против солнца, чтобы не испугать своей тенью рыбех. Красный «муравей» на леске заглубляется на средние горизонты постепенно. Вдруг на паузе происходит хватка, рыба заходила кругами. Только бы она не завела леску за корягу, иначе будет зацеп! Пытаюсь форсировать вываживание, надеясь на прочность лески, и, сунув руку в лунку, ухватываю за голову «почти леща» под килограмм веса. Раз за разом повторялась одна и та же картина: после 3–4 хваток поклевки вдруг прекращались, потом неожиданно возобновляясь, клев вновь одаривал меня крупными рыбами. Вот так удивительная коряжка! Видимо, стаи увесистых лещей периодически делали набеги на притягательный кормовой участок небольшими группами, отгоняя малолеток.
Мель изобилует живительными подводными родниками и талыми ручьями, обогащенными кислородом. А древесная поверхность коряги, обросшая микроскопическими водорослями, притягивает сюда мириады личинок, гидр, дафний и других рачков. Естественно, рыбы тянутся по весне к подобным участкам. В поисках корма они тщательно обследуют корягу сверху донизу, что приводит к поклевкам в различных слоях воды. Опытные рыболовы специально удерживают рыб в определенных зонах круглогодично. Делается это так: по открытой воде опускаются на облюбованный участок несколько старых бревнышек и веток. Через некоторое время на подгнивающих древах скопится множество личинок, а значит, сюда придет кормиться рыба.
Интенсивный клев у коряжки, конечно, радует. В азарте я и не заметил, как солнышко юркнуло за лес, а скала набросила на занимательное озерцо тенистый плащ. Думаю, заночевать в прибрежном сосняке, заготовить дровишек, а наутро вновь испытать рыбацкую удачу по последнему льду.
Южный склон хвойника основательно просох под жаром весеннего теплого дня, сбросив последние снежные пятачки. Душистые моховые зеленя дохнули дурманящей прелью, а из лесной подстилки выглянули любопытные глазенки нежных первоцветов. Смолистый янтарь выступил на заскорузлой коре, лениво плавясь и стекая по медноствольным соснам. Под зазывные вопли лесных куропаток и уханье сов, начавших в ночи свои свадебные серенады, запылал мой костерок из пахучей сосновой сушины. После заката в мгновение ока темнеет и быстро холодает, но возле яркого огня уютно и тепло. Костер взметает к небу искристый фейерверк, выхватывая из тьмы силуэты корявых сучьев. Остался рыбачок наедине с тишью весенних сумерек, с чистым и звонким, словно девичий голосок, журчанием ручейка, со звездными лампадками над головой. Сгребаю под себя опавшую хвою, расстилаю легкий походный лежак и под мерный гул костра ухожу в забытье. Сон в лесу удивителен – краток и чуток. Всего-то пара-тройка часов, и пробуждаешься посвежевшим и обновленным. И будто напитала тебя матушка-природа силушкой, напоила живой водицей.
Минула студеная ночка, и рассветные лучики заглянули в лицо: «Проснись, рыбачок, озеро ждет!» Оказывается, за вчерашний теплый денек озерные разливы значительно расширились. Хотя ледок и подкрепился за ночь, но добираюсь до него теперь уже по пояс в воде. На том берегу речка-говорушка пробила основательную брешь, образуя обширный участок открытой воды. Журчит обновленная водица, каждой капелькой звенит: «Это я, привет, озеро!» Но под ледовым гнетом озерцо пока еще не сговорчиво: «Не спеши, водица талая, подожди до времени. Вот тебе устье малое да забереги в сажень шириною. Резвись покуда здесь».
